01Интервью Рона Хогана

«Читатели часто спрашивают меня, сколько идей я беру из снов», – сказал Дин Кунц нам в недавней почтовой рассылке, – «и я всегда говорил, что ни одной». В прошлом году, однако, он проснулся посреди ночи с живо детализированным сном, всё ещё находящимся в голове. Он ел ланч со пожилым Томасом Трайоном – которого никогда не знал, когда этот актёр/романист был в живых – и они отмечали последнюю книгу Трайона, которая была самым крупным бестселлером за всё время. «Когда мы говорили о книге», – вспоминает Кунц, – «сцены оживали во всём цвете, как сон внутри сна. Я проснулся с основной идеей и основными моментами, засевшими крепко в голову. Мне понравилась идея и я не мог ждать, пока она не воплотится». (Когда это было сделано, Кунц сообщил своему другу, что хотел бы, когда умрёт и перейдёт на Другую Сторону, чтобы Трайон и его адвокаты не поджидали его. «Не беспокойся», – ответил друг, – «В раю нет никаких адвокатов». На это Кунц возразил: «Я не сказал, что это будет рай».)

— Если не раскрывать больших секретов, что привело вас к тому, чтобы рассказать историю о таком персонаже, как Эддисон и бремени, которое он несёт?

— Как-то один критик сказал, что мои основные персонажи почти всегда аутсайдеры так или иначе, и это правда. Такие книги как «При свете луны», «До рая подать рукой» и «Живущий в ночи» сосредоточены вокруг героев с физическими недостатками, тогда как главные герои в других книгах часто эмоционально сломлены так или иначе и им требуется лечение, чтобы стать полноценными людьми. Мне не сильно интересны энергичные приключения или крутые детективы, или чванливые мезоморфы типа Шварценеггера. Но дайте мне повара блюд быстрого приготовления с мучительным прошлым или скромного садовника, чья жена была похищена, или кого-то похожего на Эддисона с его необычной проблемой, и я поскачу галопом.

— Эддисон недвусмысленно отвергает «Красавицу и чудовище» как модель истории для его отношений с Гвинет, но тон и дух «Невинности» достаточно прозрачно входит в рамки сказочной атмосферы. Какие сказки больше всего повлияли на вас во время написания этой истории?

— Дальше в «Невинности» Эддисон даже говорит, что если бы написал это несколько сотен лет назад, персонажи должны были быть животными, а не людьми, и он имеет в виду, что это сказочное свойство его истории. Честертон сказал, что только полезная выдумка всегда в основе сказки, и я знаю, что он имел в виду. В этой книге нет фей, эльфов или других сказочных персонажей, хотя в ней есть такой вот блеск и исходные герои, которые могут повести себя неожиданно. Я не могу сказать, что у меня в голове были какие-либо сказки, когда работал над ней, но я перечитывал Итало Кальвино и Хорхе Луиса Боргеса, а также замечательную детскую книгу за авторством Кейт Дикамилло.

— Как вы определяете, сколько именно сверхъестественных элементов должно происходить в истории, и как они будут контрастировать с более реалистичной ветвью опасности, которая строится, когда Эддисон следует за Гвинет в её миссии?

В этой истории есть особенно плохие люди, часто из привилегированной страты общества. И в её основе она о силе и насколько притягательной может быть сила, и как безжалостно воздействующая на других сила может привести к чему-то нехорошему. Там, где присутствуют сверхъестественный элемент, это значит для меня, что вы должны обратить пристальное внимание на основу остальной книги, которая реалистична во всех деталях, так что это всё не улетит прочь, как шарик. И когда приходит сверхъестественное, то лучше если это непохоже ни на что, что вы читали или видели прежде, если это преподносится свежим языком и не заставляет читателя думать обо всех стандартных дорожках сверхъестественной литературы.

Как я это определяю? Определяю ли я это? Я не знаю. Я на это надеюсь. Я так думаю. Но так много пишется интуитивно, и задним числом можно заявлять о любых умных решениях, которых никогда не было. Легко быть претенциозным о таких вещах. Но я отвечаю на эти вопросы в понедельник, а мой большой день для претенциозности обычно четверг.

— Вы рассказали, как вы можете быть «в ударе», когда пишите, и как это становится почти формой медитации или молитвы. Эта история прошла через вас таким же образом?

— Да. Из всего, что я написал за эти годы, лишь немногие книги пришли ко мне из того, что психологи могли бы назвать «текущего состояния», а атлеты говорят об этом «быть в ударе». «Ангелы-хранители» одной из таких, и «Странный Томас». «Жизненные надежды/Life Expectancy» и большие части «Краем глаза». И «Невинность», с первой страницы до конца.

Это не значит, что вы пишете беззаботно и не переписывая. Обычно пишется около 20 черновиков каждой страницы до того, как перейти к следующей, и сомнения в некоторые дни переводит на грань отчаяния. Но при этом не прилагаются усилия для того, чтобы понять, что будет дальше или куда это всё выйдет или что это значит. Блаженство. Это не что-то, что вы можете заставить случиться. Это просто происходит или нет. Я отдам свою правую руку – хорошо, возможно, вашу – если это происходило бы с каждой книгой.

— Что вы прочитали недавно и что вам действительно понравилось?

— «Домоводство/Housekeeping» Мэрилин Робинсон. Её использование языка возбуждает, а её команда персонажей великолепна. «Конец времён/At the End of An Age» Джона Лукацса, историческая, замечательная книга о природе исторического и научного знания. И я недавно перечитал «Цвет света/The Color of Light» Уильяма Голдмана, бесшабашный, но тёмный нашпигованный событиями роман о романисте, который берёт слишком близко принимает к сердцу этот старый афоризм «Пиши о том, что знаешь», в ущерб карьере и жизни. Он также о других ошибках, которые совершаем мы, авторы. Я прочитал его четыре или пять раз к настоящему времени, и каждый раз я уверен, что мистер Голдман писал её в ударе и хорошо провёл время в процессе.